«Трансгендеризм» как новый сионский протокол: немного о TERF

Недавно я услышала в автобусе объявление, приуроченное бог знает к чему – вроде бы, до Восьмого марта далеко: «Дорогие девушки! Помните, что вы не только украшение дороги, но и отвечаете за ситуацию на ней. Будьте внимательны за рулём. Ваша госавтоинспекция». И это в области, где, согласно статистике, около 70% ДТП происходит по вине мужчин и где мне за семь лет не пришлось увидеть ни одной аварии с участием женщин.

Что мне напомнила эта ситуация? Я, увлекающаяся фитнесом с самой ранней юности, не встречала в раздевалках ни одной транс*женщины, но последнее время то и дело слышу от транс-эксклюзивных феминисток, что MTF оккупируют спортзалы, чтобы насиловать всё живое. Налицо перекладывание вины с привилегированной группы на миноритарную: в первом случае – на женщин, во втором – на транс*людей.

Одна известная в узких кругах русскоязычная TERF-группа состоит, в основном, из эмигранток, не имеющих образования в области гендерных исследований, но претендует на «академический феминизм» (при этом часть «академической терминологии» почему-то составляют мизогинные оскорбления вроде «длясебяка-самовыражака» и «сасайка»). Очевидно, что осуществляемая данной группой трансфобная пропаганда рассчитана на далёких от реального академического дискурса женщин, не имеющих ресурсов для расширения кругозора в области ГИ. Исследовательницы воспринимают сетевое сообщество TERF как маргинальное пространство либо не знают о нём вовсе, поэтому не анализируют их тексты. Но, к сожалению, сообщество приобретает популярность, «помогая» юным девушкам каскадировать агрессию в адрес других миноритариев.

Так, «Неопатриархат обмен женщинами», новое произведение основательницы сообщества 1, претендует ни много, ни мало на «исторический и теоретический анализ причин и обстоятельств, в рамках которых происходит нормализация и легализация проституции. Также эта статья может рассматриваться как вводный комментарий к книге Шейлы Джеффрис «Сексуальная индустрия».

Кто же виноват в нормализации оплачиваемых изнасилований? Оказывается, транс*женщины и транс-инклюзивные радикальные феминистки. Посмотрим, как авторка и её соратницы пришли к этому выводу.

Статья начинается «за здравие», точнее, с отсылок к Герде Лернер и «Обмену женщинами» Гейл Рубин: «Женщины в патриархате обязаны производить и воспроизводить (непрерывно и постоянно) условия выживания для «человеческой» группы (при этом будучи исключёнными из неё). Это значит, что женщины должны постоянно работать и делать это в условиях 1) непрерывности трудовой деятельности, 2) безвозмездности и 3) использования собственного тела как в качестве ресурса, так и в качестве орудия труда…»

В конце 1970-х традиционную патриархальную «парадигму отцов» в Европе якобы окончательно сменила «парадигма сыновей». Это значит, что мужчины, не сумевшие встроиться в систему, взбунтовались против отцов, поскольку тоже захотели владеть живым товаром (женщинами). В результате войн и эпидемий люмпены смогли проституировать и насиловать женщин в неограниченном количестве. Авторка подчёркивает, что «массовые претензии на передел ресурсов впервые оказались на повестке дня в период религиозных войн в Европе».

Вот оно что: оказывается, во времена иудейских войн, Римской империи, Чингисхана и Батыя небогатые мужчины, включая солдат-наёмников, массового доступа к женским телам не получали. «Общепатриархальная» практика, характерная для культуры насилия в целом, выдаётся за веяние нового времени.

Далее читатель_ница узнаёт, что ради перераспределения ресурсов (а именно – женских тел) в эпоху Просвещения мужчины изобрели жанр порнографического романа, основная цель которого – закрепощение женщин. Вообще эротика и порнография бытовали в культуре всегда, но до открытия Гутенберга реализовались преимущественно в изобразительном искусстве. Постепенный переход к массовой грамотности вызвал и популярность порноромана, предшественниками которого являются эротические новеллы Возрождения, фаблио и т.п. Но у некоторых TERF свои взгляды на историю литературы.

«Европейский порнографический роман, – отмечает авторка, – основными темами которого являлись положительная концептуализация секса в контексте проституторских практик… в XIX веке — наводняет Европу, производится в огромном количестве и для всех слоев населения. Порнографический роман определял, что такое правильное сексуальное желание, в каких условиях и у кого оно возникает. Благодаря порнографическому роману в Европе в общественное сознание поднялся до тех пор неизвестный континент (выражение Фрейда) — сексуальность. Карту этого континента составляют два человека: Шопенгауэр и Вейнингер, а Фрейд даёт его описание в виде псевдо-философских концепций».

Оправдания куртизанства, проституции и мужского шовинизма прослеживаются у всех мужчин-философов дофеминистской эпохи, включая древних греков, а о правильной женской сексуальности рассуждал ещё Монтень, но в «радфем»-парадигме этот дискурс начинается с Вейнингера и Фрейда. (Мы примерно догадываемся, почему, но промолчим из вежливости.)

По Шопенгауэру, «мужчина способен контролировать и преодолевать действие природы в себе, женщина не способна на это». Но знаете ли вы, что при этом Шопенгауэр – один из провозвестников квир-культуры? А TERF знают. Как они пришли к этому умозаключению?

1) Сексуальное желание этот философ помещает в центр человеческой жизни – эту идею позже заимствовал Фрейд. 2) Женщины всё активнее сопротивляются дискриминации, с этим надо бороться. Каким образом? 3) Забыв о шопенгауэровском «женщина исчерпывается детородной функцией», авторка переходит на Вейнингера, который писал, что нет «чистых» мужчин и женщин, а есть относительно мужественные и относительно женственные индивиды. Поведение бунтарок объясняется просто – «от природы» в них заложены мужские качества. (Значит, женщина всё же не исчерпывается детородной функцией? Некоторое время мы пытались найти в этой цепочке следы диалектической логики, но это оказалось не так просто. )

Позже выясняется, что Вейнингер – праотец квир-теории. Предлагаю также причислить к праотцам римлян, сообщавших о «мужском духе» Лукреции, летописцев, которые отмечали маскулинность кельтских амазонок, и т.д. Шаманы, легитимизировавшие традицию бардашей, и буддисты, допускавшие перерождение мужчины в женском теле, тоже не должны быть забыты. Почему именно Вейнингер, нет ли тут колониализма и европоцентризма?

Внезапно авторка перескакивает в 18 век, к маркизу де Саду: «он… является предшественником Шопенгауэра, как последний является предшественником Вейнингера, Ницше и Фрейда». Почему из числа предшественников Ницше исключается Штирнер, а в беседе о Фрейде не упоминаются другие мыслители эры fin de siècle? Потому что это не укладывается в вышеупомянутую транс-эксклюзивную теорию. «Современная неопатриархатная идеология… подробно артикулируется европейскими сюрреалистами на основе произведения маркиза де Сада», – пишет авторка, «забывая», что героини де Сада делятся на активных (говоря современным языком, свитчи – Жюльетта и Клерваль) и пассивных (сабы – например, Жюстина), а мужчины-доминаторы в то же время являются мазохистами, получающими удовольствие от пассивного проникающего секса и флагелляции. Более того, де Сад пишет о мужской проституции, потребляемой женщинами.

Надо сказать, авторка упускает великолепную возможность вывести MTF-дискурс из частичной сабмиссивности де-садовских героев. Она лишь констатирует, что, по де Саду, освобождённое природное зло, то есть сексуальность мужчины «утвердит его суверенным мужественным индивидом. Мужчина-сюзерен — вот фундамент Нового Гражданства». Все мужчины отныне – тираны, а все женщины – шлюхи. Продолжатель этой идеи – Жорж Батай.

«Собственно, тексты Батая — это всё, что нам нужно знать о постмодернизме», – подытоживает авторка. Действительно, зачем узнавать о нём что-то ещё, «зачем география, когда извозчики есть»?

«Батай берёт за основу утверждение де Сада о том, что индивидуальный суверенитет мужчины представляет собой нарушение правил, трансгрессию… Мир батайского мужчины-сюзерена — это отсутствие рамок, границ, контроля, рациональности, чётко обозначенной идентичности».

Как мы видим, авторка сводит оптику Батая, более сложную, чем до изнеможения банальный male gaze, к примитивной ультрапатриархальности. Если мужчина-субъект для TERF – в любом случае тиран, можно проигнорировать ту часть его опыта, которая выходит за пределы традиционной маскулинности. Легко догадаться, что артикулированное Батаем «отсутствие чёткой идентичности» клеймится как «пролог квир- и транс-культуры», созданной исключительно для угнетения женщин.

Тут мысль авторки совершает новый виток: «В целом, неопатриархатный дискурс пытается старательно затемнить репродуктивный вопрос: материнство и детство исчезают из неопатриархатного мира, как и домашнее хозяйство. Кстати, далее Батлер и теория квир будут следовать той же самой логике». О чём это? Чуть ранее речь шла о сексуальной революции хиппи. Как известно, хиппи и леваки 60-х рассматривали вопросы воспитания детей в коммунах и либертарных школах. Но, похоже, авторка не обращается к аудитории, которой это известно.

«…новому мужчине-гражданину, которому мир задолжал по единственной причине наличия у него полового члена и сексуального желания, необходимо громадное количество материальных и символических ресурсов… Поэтому новый мужчина не платит алиментов, не признаёт и/или не содержит рождённых от него детей (хотя заводит их в огромном количестве от разных женщин, чем больше, тем лучше), заводит многочисленные сексуальные связи после, а не до женитьбы». Все новые мужские поведенческие модели авторка сводит к одной – роли «бесплатного проститута», не желающего нести за детей ответственность. И, оказывается, именно таких мужчин поддерживает феминистка и лесбиянка Джудит Батлер. Откуда это следует? Если спросить адепток отечественного TERF, те ответят, что Батлер называла проституцию секс-работой. Действительно, какое упущение.

Характерно также, что в статье нет ни отсылок к работе Аннемари Джагоз о квир-теории, ни разбора «лесбийской концепции» Виттиг. Иначе здание тщательно выстраиваемой пропаганды пошатнётся.

По мысли авторки, 1975 год – начало конца женского освободительного движения. Почему именно этот год? Тогда вышла книга Гейл Рубин «Обмен женщинами», ставшая классикой радикально-феминистской литературы. В этой работе анализируются предпосылки развития патриархата. Рубин приходит к выводу, что «женщины исключены из общественного пространства и из сферы оплачиваемого труда (следствие не-субъектности, объектности женщин, см. товарный обмен женщинами)». Но даже Рубин для TERF недостаточно феминистична.Ведь её книга появилась одновременно с гей-лесбийскими исследованиями, то есть квир-теорией. А квир закрепощает свободную женщину Запада, пробираясь в раздевалки спортзалов.

Безусловно, если бы геи, лесбиянки и бисексуалы продолжали сидеть в чулане, даже не мечтая об исследованиях собственной идентичности, давно бы воцарился феминистский рай. Для белых гетеросексуальных феминисток среднего класса… простите, для общеженщины в вакууме, субъектность которой прекрасно обходится без всяких там лесбийских историй. В блогах русскоязычных TERF намёков на это достаточно.

«Задача квир-теории (теория пересечений здесь играет вспомогательную роль) совершенно однозначна, сообщают нам, — она должна была выдать себя за феминизм и похоронить последний. Этот процесс подлога известен нам как «феминизм третьей волны». Как в плане теории, так и в плане практики осуществление подлога взяла на себя та же Г. Рубин».

Может ли теоретичка, ясно видящая причины закрепощения женщин на ранних исторических этапах, придерживаться сексуально-либертарных взглядов? Для конкретного русскоязычного сообщества – нет: такая женщина должна быть секс-негативной феминисткой, в противном случае она – «предательница феминизма», и всё сказанное ею ранее отметается: теперь она нерукопожатна. Подобное нездоровое манихейство, на наш взгляд, является неотрефлексированным наследием той самой патриархальной авраамической культуры, перенесённым на условно феминистскую почву, но это отдельный разговор.

Авторка срывает покровы и с профеминиста Мишеля Фуко, проанализировавшего язык власти и способы примыкания к доминирующему дискурсы, используемые миноритариями. Оказывается, Фуко хотел «проникнуть в Академию в рамках осуществления подлога и подмены собой феминизма». Поневоле вспоминаются протоколы сионских мудрецов и прочая занятная конспирология. Никаких подтверждений своей теории авторка не приводит. Напомним: сначала пришёл Вейнингер, потом, через Батая, Фуко, а потом раздевалки заполонили транс*женщины. Норвежские раздевалки, если вспомнить соответствующий пост в феминистском сообществе. Только почему-то в Норвегии с правами женщин всё обстоит относительно неплохо – или это проплаченная «транс-лобби» информация?

Эти кухонно-конспирологические нагромождения отбивают желание дочитать, но, ладно, давайте «поближе познакомимся с транс-идеологией» (которую продвигал сторонник антипсихиатрии Фуко, а ведь этих странных людей можно было не выпускать из лечебниц, чтобы они не ходили среди белых гетеросексуальных цис-женщин). В основе теории неолиберального трансгендеризма, говорится далее, – «понятие «(сексуального) желания». Получается, асексуал_ки, антисексуал_ки, люди со слабым либидо не могут быть трансгендерами. За этой дивной новостью следует другая: сексуально-либеральный феминизм «за проституцию», либертарный феминизм, допускающий феминистское порно и борющийся с проституцией, и трансгендерность – абсолютно одно и то же, а значит, если ты транс*человек или транс-инклюзивн_ая феминист_ка, то обязательно поддерживаешь торговлю женщинами. Итак, этот запутанный квазинаучный поток сознания, минующий здравые логические выводы, забалтывающий реальные женские проблемы, создан лишь для трансфобной пропаганды.

«Трансы – это женщины патриархата», – говорила одна радфем. Мы бы сказали, что транс*женщины – это изгои в новых женских патриархальных группах. Мизогинный женский коллектив, к сожалению, не является мужской выдумкой, и роль изгоя в нём выполняет гендерно неконформная биологическая женщина, которую пытаются травить и обсуждают за спиной. Для околофеминисток, не сумевших избавиться от негативных составляющих женской социализации (мужские коллективы-«гадюшники» существуют не в меньшем количестве, но внутренней мизандрии там меньше, чем в женских – внутренней мизогинии, т.к. патриархат учит самцов солидаризоваться), транс*женщина – всё равно что девушка в удобной одежде и без акрилового маникюра для «мудрых» антифеминисток-надсмотрщиц. Транс*человек вырывается за пределы разрешённого, вызывая разрыв шаблонов даже у ряда претендующих на прогрессивность нарраторов. Отказ многих транс*женщин бороться против проституции, вызванный их бедственным положением и невозможностью устроиться на менее маргинализированную работу, однозначно трактуется трансфоб(к)амии как желание втянуть всех цис-женщин в проституцию.

Мы не рассматриваем здесь случаи агрессии транс*женщин в адрес цис-людей, то есть случаи, которые абсолютизируются трансфоб(к)амии и выдаются за единственно доступную трансгендерам поведенческую модель. Отказываясь признать, что трансгендеры – такие же разные люди, как цис-, TERF приписывают им ульевое мышление, уподобляясь мужчинам, считающим всех феминисток одинаковыми.

Елена Георгиевская

One Reply to “«Трансгендеризм» как новый сионский протокол: немного о TERF”

Leave a Reply