Полный Фуко: тело как поле власти

В Интернете, известно, половина размещаемых материалов — просто порнография. Владимир Путин. ¹

История телесной эстетики – как хорошо видно на примере викторианской Англии или межвоенной Германии – это история идеологии. Тело «определяется» и воображается обществом, но осуществляется самим человеком. Каким образом «носители» тел – живые и самостоятельные – начинают мыслиться телесными выразителями идей и постепенно становятся инструментом структурной власти?

В начале октября 2010 года новостной портал lenta.ru уведомил: «Студентки факультета журналистики МГУ подготовили премьер-министру РФ Владимиру Путину подарок ко дню рождения в виде эротического календаря, — сообщила в своем блоге пресс-секретарь движения “Наши” Кристина Потупчик. Календарь на 2011 год отпечатан тиражом 50 тысяч экземпляров. На каждой странице размещено по одной фотографии студенток в нижнем белье и личное обращение к премьеру» ². Обращения гласили: «Всем бы такого мужчину», «Как насчет третьего раза?», «Леса потушили, а я все еще горю!», «Я вас люблю!», «Прокатите на ”Калине”!», «С годами вы только лучше», «Мне не нужна рында. Мне нужны вы», «Хочу поздравить лично. Перезвоните 8-925-159-17-28» и так далее. Сообщение заканчивалось уведомлением, что календарь можно купить в сети гипермаркетов «Ашан».

Справившись с первоначальным чувством, часть публики, сохранившая традиционные представления о норме, возмущалась: «Совмещение первой и второй древнейших профессий вместе». ³ Другие демонстрировали широту взглядов — подумаешь, девочки разделись, сейчас все раздеваются, — свидетельствующую о том, что границы социально приемлемого всерьез раздвинулись. Новость про «эротический календарь для премьер-министра» появилась во всех главных газетах и новостных агентствах мира, где собрала сотни комментариев, авторы которых просили прислать к ним в страну побольше русских девушек. ⁴

Тело — универсально, но его социальная семиотика исторически и контекстуально обусловлена. Американский аспирант, увидев календарь в интернете, «прочитал» его как шантаж, исходящий от недоброжелателей премьер-министра и был поражен, узнав, что издание является искренним выражением преданности. Обнажение всегда структурируется и «осмысливается» социально: изображение тела бывает гимном репродукции и национальной мощи (например, здоровое материнское тело в нацистском искусстве) или объектом эротических фантазий, оно может связываться с эстетическим идеалом красоты и молодости или с размышлениями о бытии и времени (скульптура Анны Голубкиной «Старость»). В последние десятилетия XX века возникли новые режимы публичного обнажения, в рамках которых женское, а затем и мужское тело стало изображаться в виде коммодифицированной, сексуализованной «модели». Эти популярные знаки сексуальности вышли за пределы специальных пространств; социальное признание такой «эстетики MTV» произошло одновременно с сексуализацией политики, превратившейся в перформанс в современном медийном обществе.

Меня интересуют очевидные современникам (но, возможно, не артикулированные непосредственно) культурные смыслы сделанного в этой стилистике «эротического календаря», задуманного для услады глаз национального лидера (отреагировавшего, кстати, на этот подарок лаконичным пожатием плеч). Иными словами, меня занимает на пересечении каких социальных представлений, культурных метафор и индивидуальных амбиций могло появиться подобное начинание?

Порно-шик: эстетика порнографии

Календари, постеры, журналы с молодыми женщинами (и, после глобальной гендерной перестройки, и мужчинами) разной степени обнаженности, предназначенные для повседневного потребления — не новый феномен. Журнал «Плейбой» — самое известное свидетельство того, что тело, будучи превращено культурой в фетиш, является зрелищем, на которое многие хотят смотреть — и за котoрое готовы платить. Особенностью последнего времени является немыслимое ранее появление в таких изданиях людей, которые по большей части не зарабатывают на жизнь демонстрацией своего тела. С одной стороны существуют некоммерческие проекты, чьи авторы стремятся при помощи «невозможного», шокирующего действия привлечь внимание к общественной проблеме, — как в известном календаре экологической организации Greenpeace, где публичное обнажение связывалось с призывом к спасению дикой природы. С другой стороны спектра находятся коммерческие издания, обещающие показать публике «эксклюзив»: спортсменов, фигур медийного мира, артистов и других популярных персон, скажем, «рыжую шпионку» Анну Чапман, — что говорит о зрителях не меньше, чем о модели. Когда в конце 1980-х актриса Наталья Негода («маленькая Вера») снялась для «Плейбоя», это событие хотя и критиковалось моралистами, но воспринималось как свидетельство того, что советский народ наконец-то присоединился ко всему «цивилизованному человечеству». Такой же «национальной гордостью» объясняется ажиотаж, которым сопровождался первый конкурс красоты «Московская красавица».

Часть либерального сообщества и сегодня приветствует женское публичное обнажение как знак модернизации. Частично корни этого феномена находятся в советских временах, когда откровенная сексуальность являлась способом выражения протеста против государственного контроля над личностью: «Сексуальная свобода входила в джентльменский набор человека, ненавидящего социализм», — говорит Мария Арбатова. ⁵ Однако за последние десятилетия «стриптиз» откровенно встроился в процесс постсоветского классобразования, признаком которого был с самого начала, — только мы об этом не знали. В рамках этого процесса состоятельные мужчины должны, пусть метафорически, демонстрировать сексуальное потребление: это способ визуализации их статуса («я мужчина, поэтому могу позволить себе женщину»). Если, согласно мнению Игоря Семеновича Кона, наше общество осуществляет сейчас сексуальную революцию, сходную с той, что произошла на Западе 40 лет назад, и переосмысливает сексуальность в перспективе власти, то разница состоит в том, что у нас происходит не социальное выравнивание, как в Америке, а, наоборот, формирование новых социальных разделений и неравенств.

Возникший в этом социальном контексте календарь для Путина изготовлен в эстетике, которую принято именовать «порно-шик», то есть, откровенно коммодифицированной «медийной» эротики. Некоторые феминистские теоретики рассматривают порно-шик как особый код, при помощи которого осуществляется раскрепощение женской сексуальности и сопротивление ее патриархатной модели ⁶в рамках которой женское тело предназначено для мужского наслаждения, в то время как активное проявление собственного женского желания рассматривается как нарушение гендерной нормы и обычно купируется. Действительно, как очевидно из истории свободолюбивой Кармен, демонстративная сексуальность может быть выражением автономии и неподчинения структурному порядку. Помимо этого, некоторые культурные критики на Западе рассматривают жанр порно в русле популярной фантазийной эстетики и видят происшедшую в массовом сознании нормализацию порнографии частью современной «карнавализации» жизни. ⁷

В календаре студенток МГУ также можно видеть проявлением бахтинианского — но не средневекового, а современного — карнавала. Именно поэтому поэты Лев Оборин и Алексей Цветков и тартуский филолог Роман Лейбов отвечая на него в своеобразном марафоне, прибегли к гротескной стилистике райка:

«поступила на журфак
говорят сымай лифак
а я не поддалася
и в белье сымалася»

«со влюбленной ксюшей сделать
что-нибудь вас просим
телефон сто писят девять
семнадцать двадцать восемь»

«я конечно не гимнастка
с детства дрожь в коленке
но премьеру дать согласна
хоть на шведской стенке» ⁸
и т.д.

Сегодняшние карнавалы, в отличие от средневековых, которые были, по Бахтину, формой сопротивления, производятся массовой культурной индустрией в качестве товара. Даже если они бывают порождены гневом и фрустрацией в отношении «прекрасного нового мира», поздний капитализм в состоянии переварить и коммодифицировать почти любые практики сопротивления. Превратив их в товар, современный карнавал позволяет закупорить гнев в рамках игры, культурного выражения, наслаждения или «стеба» и не позволить ему перейти в политический протест. Идеолог французского 1968-го философ Герберт Маркузе в своем «Одномерном человеке» назвал такое эротическое освобождение, поступающее на службу властного доминирования, «репрессивной десублимацией». Он полагал, что современное общество именно потому так сильно озабочено сексом (говорит, пишет и думает о нем), что «машинерия власти» проникла «под кожу», в тело, которое более не принадлежит нам. Чтобы разобраться в том, каким образом «порнографическая» эстетика (как форма представления о прекрасном) связана с властью, сделаем краткое отступление — посмотрим на противоположную сторону, туда, где находится получатель эротического послания.

Владимир Путин как Джеймс Бонд

Танго, как известно, танцуют вдвоем, и для того, чтобы оказался возможен публичный акт «предложения себя» премьеру, для того, чтобы молодым женщинам (или тем, кто их вдохновил) пришла в голову подобная мысль, в коллективном воображении должен существовать образ лидера-как-мужчины, которому было бы уместно сделать подобный подарок. Такой акт нельзя представить не только в отношении Брежнева или Горбачева, — когда это было невозможно в принципе, а не только по причине отсутствия у них «сексапила»; это трудно представить даже в отношении Ельцына, при котором уже было «можно все». Владимир Путин, обладая популярным мужским имиджем (в известной песне девушки мечтают о «таком, как Путин»), отличается в этом смысле от своих как советских, так и российских предшественников.

В 2007 году после посещения Тувы на официальном сайте президента России появились фотографии Владимира Путина на рыбалке с обнаженным торсом. ⁹ Публикация этих снимков возбудила медиапространство, так как «тело вождя», — пусть даже только его изображение, — всегда контролируется властью. Как указывают исследователи визуальной путинианы, за всю историю фотографии главы государств были засняты без рубашек только дважды: в 1937 году Бенито Муссолини в Альпах среди лыжников с обнаженными торсами, а через тридцать лет Мао Цзэдун во время знаменитого заплыва на Янцзы, когда демонстрировал физическую форму, необходимую китайскому кормчему. ¹⁰
Если, согласно политологу Николаю Злобину, Путин является сегодня самым раскрученным российским брендом ¹¹, то имя этого бренда — российский Джеймс Бонд: «шпион», обладатель черного пояса по дзюдо, супермен со стальными нервами и мускулами. Бонд бесстрашен, его тело «машинизировано», а эмоции контролируются и подчинены разуму. На снимках, которые расходятся по медийному пространству, Путин появляется в кабине самолета, на снегоходе, в спортзале, на борту вертолета, за рулем внедорожника, на горных лыжах. Американские дипломаты,свидетельствует Wikileaks, сравнивают его с голливудским Бэтменом. ¹²

Существует мнение, что причина популярности и даже канонизации Владимира Путина в том, что он воплощает новый тип российской мужественности ¹³. «Новый» мужчина — не пьяно-брутальной герой российской «национальной» охоты/рыбалки, не пассажир электрички Москва-Петушки, не советский интеллигент, бегущий свой бесконечный осенний марафон, не ульяновский председатель партхозактива, но волевой, целеустремленный, холодный представитель класса эффективных менеджеров. Однако настоящая причина популярности того образа, который «играет» с помощью СМИ Путин, в том, что его качества являются «представительской» частью проекта национального строительства или государственничества, разрабатываемого российской властью. Если под национализмом (как идеологией, так и практикой) понимать возникший в конце XVIII века в Европе проект «национального государства» с сильной централизованной властью, то связь между ним и нормативной мужественностью кажется очевидной. Сильное национальное государство осуществляет политическое насилие; опирается на мощные военные институты; политическая же категория «национального гражданства» мыслится как право тех, кто носит оружие и защищает patria. Эти «мужские» категории — гражданство, милитаризм, насилие — выстраиваются вокруг «мужских» институтов (армии, властной вертикали, разведки) и «мужских» практик (войн, революций, государственного насилия, большого олигархического бизнеса). В государственническом проекте вырабатывается соответствующий тип мужественности политической элиты, пребывающей на службе отечеству.

К такой нации трудно приложить розановское определение России как женщины, вечно ищущей жениха, главу и мужа. Она хочет видеть себя «такой, как Путин» — сильной страной, с которой считаются в мире. «Россия поднимается с колен», — любимый лозунг середины «нулевых». Сильную страну репрезентирует сильный мужчина. Мужской идеал, воплощаемый Путиным (и его «когортой») и институализированный в таких структурах, как ФСБ и ГРУ, включает нормативные качества гегемонной маскулинности и коды мужской чести. К ним относятся сила воли, независимость, достоинство, внешняя храбрость и хладнокровие, дисциплина, спортивность как состояние тела и дух соперничества, настойчивость, любовь к риску и приключениям (слалом, дзюдо, гонки на снегоходах, ралли по Сахаре и так далее), а также сексуальная «мощь» — мирный аналог героизму на поле боя. Агент 007 «и по этой части» должен быть чемпионом, особенно в условиях «тотальной сексуализации политики», о которой говорит Славой Жижек в своем эссе о Сильвио Берлускони ¹⁴. Газета «Коммерсант» пишет о реакции российского лидера на скандал, разыгравшийся после обвинения израильского президента Моше Кацава в изнасиловании: «Владимир Путин после этого, очевидно, решил, что микрофоны выключены (пресса уже покидала зал) и произнес следующее: — Привет передайте своему президенту! Оказался очень мощный мужик! Десять женщин изнасиловал! Я никогда не ожидал от него! Он нас всех удивил! Мы все ему завидуем!» ¹⁵

Этот эпизод, представляющий собой визуализацию мужской сексуальной мощи, демонстрирует связь мужского статуса с символическим «обладанием» женщинами. Метафорой «мужественной» нации может быть милитаризованное братство, блестяще описанное Владимиром Сорокиным в «Дне опричника». Акт коллективного («гусеницей») совокупления в бане под началом опричного «бати» — не гомосексуальная оргия,
как это часто интерпретируют, но клятва солидарности мужской фаланги: сильная государственная власть и структура мужского господства подпитывают и символизируют друг друга. Герой романа верой и правдой служит отечеству: от имени государственной власти убивает впавшего в немилость вельможу, разоряет его дом, отправляет в приют детей и насилует жену (уже вдову), запечатывая смертную кару символическим актом
мужского превосходства. Ничего личного: женщина является инструментом в мужской игре. В антропологии есть термин «обмен женщинами»: в примитивных обществах, когда социальная структура создавалась за счет обмена дарами и брака, женщина, передаваемая отцом будущему мужу, являлась даром, «каналом связи» между кланами, в результате чего — на основе обладания женщинами — вся социальная организация выстраивалась как
структура мужского господства ¹⁶.

Наиболее яркий из известных мне современный аналог «обмена женщинами», за счет которого происходит выстраивание гегемонной маскулинности — конкурс «на лучшие сиськи», идущий вот уже несколько лет в русскоязычном интернете. Начинание принадлежит успешному московскому дизайнеру и топовому блогеру Артемию Лебедеву (tema), чей дневник читают несколько десятков тысяч человек. Правила игры таковы: «Начинается декабрь — последний месяц года. Месяц решающей сисечной схватки. Месяц сисечной напряженной борьбы. Месяц сисечных побед. 25 декабря будут опубликованы последние в этом году сиськи… Каждый месяц мы выбираем самые красивые сиськи месяца. До конца декабря будут публиковаться фотографии, каждый месяц проводится всенародное голосование за девушку месяца, а перед Новым годом будет устроено голосование на лучшие сиськи года среди девушек месяца. Призом станет Эппловский Айпад! Тот самый волшебный девайс! Который всех прет! Правила простые: на снимке должны быть сиськи, лицо и жежешный человечек с жжшным ником. Адрес: tema@tema.ru. Подруга, не забудь написать краткий текст о себе, о жизни, о мире — фотки с текстом получают больше внимания! О тебе будет говорить весь ЖЖ! И у тебя будет Айпад!» ¹⁷.

Девушки присылают фотографии, золотая молодежь интернета (считающегося демократическим пространством на том основании, что писать туда может каждый) их рассматривает и оценивает, полагая, что играет в эстетическо-эротическую игру. Между тем, игра является механизмом получения власти «мужской фалангой», приобретаемой благодаря тому, что человек, вернее, группа людей переходит в статус «разглядываемых». Согласно Сартру и Фуко, «взгляд», рассматривание есть реализация иерархических отношений между разглядываемыми и их над-смотрщиками: взгляд объективирует (опредмечивает) тех, на кого направлен, потому что исходит «от власти». Мужская «фаланга» по определению имеет право на «взгляд», направленный на женское тело, семиотика одежды (или ее отсутствия) является зримым выражением этой иерархии (кто для кого раздевается), а иерархизация интернет-пространства «продолжает» социальную организацию с мужским доминированием за его пределами.

Опредмечивание и сексуализация женского тела, которое конструируется не просто как сексуальное, а «генитальное» ¹⁸сочетается в постсоветском обществе с другой тенденцией — «одомашниванием» женщин, помещением их внутрь частной сферы под предлогом защиты и заботы. Одновременно с этим происходит передача функций ухода и заботы, ранее бывших общественной прерогативой, в «женские руки», когда значительная часть общественно необходимого труда переводится в частное пространство. Подобно тому, как золотая интернет-молодежь обретает «право власти» за счет объективации женского тела, так и государство, распределяя «материнский капитал», институциализирует патриархат, так как право содержать предполагает и право контролировать.

Остается ответить всего на один вопрос: почему женщины делают это? Если целью описанных символических манипуляций является распределение ее участников по разным ступеням социальной лестницы, почему многие женщины на это идут, причем с явным энтузиазмом? В чем состоит в этих играх женская «прибыль»? Почему они шлют пользователю Теме и его читателям свои фото? Или фотографируются для календаря? Или иначе: по каким невидимым капиллярам протекает в наши тела власть — так, что мы сами, по своей воле, подчиняемся ей?

Вперед и с песней: телесные практики и индивидуализация  

Как утверждал Мишель Фуко, чтобы подчиняться, надо что-то делать, то есть, осуществлять подчинение. Ведомый на расстрел идет туда своими ногами… Власть не может быть реализована, если тот, на кого она направлена, не осуществляет продвижения этой власти, подчиняясь ей и исполняя ее. Кроме того, сегодня классические формы властного доминирования, осуществляемого при помощи прямого насилия, не так распространены, как раньше; современное доминирование — экономическое, политическое или культурное — осуществляется более мягким способом. Оно часто транслируется при помощи консюмеризма, популярной эстетики и массовой культуры и представляется в виде «сексуальной свободы».

«Взгляд», о котором шла речь выше, побуждает рассматриваемых к определенным повседневным практикам: разглядываемая женщина, приученная воспринимать мужское одобрение как положительную оценку себя, старается выглядеть хорошо и делает инвестиции, иногда значительные, в тело (ухаживает за ним, держит диету и прочее), которое становится ее капиталом. Сексуальное тело обретает социальную «силу», но это происходит вследствие того, что в него были вложены усилия по его дисциплинированию и подчинению предписаниям системы. В конце концов, женщина не может даже представить своего телесного удовольствия вне мужской экономики (создания удовольствия для мужчины); жизнь тела оказывается подчинена ограничениям, табу, императивам, запретам или, наоборот, побуждениям, пришедшим извне. Собственно женская «прибыль» в эротическом календаре (которых за последнее время появилось много — с банковскими сотрудницами, белорусскими писательницами и так далее) состоит в получении «видимости». Эти женщины могут стать видимыми только раздевшись: одетыми их никто не увидит. При осуществлении этих практик, необходимость в которых интериоризируется, становится «своей», не нуждается в оправдании, создается индивидуальная субъективность и формируется идентичность. Приватный опыт внутренней жизни, самосознание оказываются опосредованы социальной структурой и соотнесены с ней. Календарь дает возможность увидеть, как именно эстетика порнографии (объективации) участвует в превращении тел — потому что «индивидуальностей» как таковых уже нет — в пространство для осуществления власти.

Одновременно с календарем в интернете появилось видео ¹⁹ с участницами съемки. Несмотря на то, что участницы ролика одеты и сняты в повседневной обстановке — идут по улице, спускаются по лестнице Московского университета, разговаривают, одна из них садится в такси, красит губы, ест — это абсолютно  порнографическое кино. Его визуальная эстетика — то, как «огибает» девушку камера, рассматривая ее, как тщательно отслеживается то, как модель ест, берет вилку, как камера подставляет зрителю лицо, кожу, изгибы тела, не оставляя за кадром никакого личного пространства, возможности спрятаться, оставить что-либо непоказанным или закрытым — следуют однозначному императиву: тело «создается» в максимальной готовности «отдаться» и быть принятым к употреблению. Ролик длится чуть больше минуты и сопровождается сладкоголосым текстом «от себя»: «Мне безумно приятно, что я могу сделать нашему премьеру Владимиру Владимировичу Путину такой подарок… Я согласилась сниматься в белье для календаря, потому что это крайняя степень моего доверия. Путин привлекает меня не только как политик, но и как мужчина. Он сильный, надежный и принципиальный, не пьет и не курит, занимается спортом… Я вижу положительные изменения, которые произошли за последние десять лет. Войны на Кавказе больше нет, в целом вырос уровень жизни…» ²⁰.

Мишелю Фуко принадлежит идея, что удовольствие не находится в оппозиции к контролирующей и репрессивной власти, но, наоборот, производится в рамках властных конфигураций, которые используют сексуальное удовольствие в практических целях. В этом клипе, с одной стороны, происходит трансляция политического идеала при помощи некоторой эстетической формы, с другой, — осуществляется полная коммодификация личности и эмоций. Ключевой в представленной исповеди является фраза: «Я согласилась сниматься в белье для календаря, потому что это крайняя степень моего доверия». Под доверием мы обычно понимаем готовность доверяющего подчиниться действиям того, кому доверяют. В знаменитом «Докладе» Кеннета Старра, в котором содержится фактическое изложение знаменитого скандала с Моникой Левински (и признанного в Америке «порнографическим»), есть эпизод, где также упоминается «доверие». В процессе расследования Левински призналась, что в какой-то интимный момент Клинтон остановился и сказал: «Но я не могу, я не знаю тебя достаточно, я не доверяю тебе» ²¹. Календарная модель полностью «отдается доверию», подчиняется. Сексуальность превращается в идеологию, перестав быть личным делом и став тем полем, на котором осуществляется власть. При этом внешнее принуждение уступило место самопринуждению, произошел переход от очевидного властного контроля или даже насилия к самоконтролю, когда контролируемая сама — и ей это кажется проявлением собственного желания — стремится соответствовать властному требованию.

Очевидно, значимым событием для легитимации всего календарного «проекта» явилось происшедшее летом 2010 года раскрытие деятельности «сети российских шпионов». Вскоре после того, как «шпионов» под общий недоверчивый смех вернули на родину, Анна Чапман, чьи откровенные снимки уже разошлись по интернету, а шпионская деятельность связывалась со знакомствами со «статусными мужчинами», снялась для эротического журнала. Приблизительно тогда же вся группа была награждена медалями, и, как писали газеты, посетивший «разведчиков» Владимир Путин спел с ними вместе песню «С чего начинается Родина». Через несколько месяцев был издан календарь, где группа молодых женщин публично раздевается, чтобы «предложить себя» руководителю правительства; устраивает весь перформанс молодежная организация, принадлежащая партии власти; девушки уверяют (и, судя по всему, уверены) что они сами этого хотят, потому что доверяют.

Формально девушек никто ничего не заставлял. Они сами,искренне и очень лично, хотят «служить родине». Полный Фуко.

Елена Гапова 
«Неприкосновенный запас», № 76 (2/2011)