Последнее время украинские феминистки отмечают у российских тенденцию к перфекционизму, которая на практике оборачивается бездеятельностью. «Оппозиционеры А и Б — сексисты, следовательно, ничем не отличаются от верховного вождя, а если не отличаются, нам и верховный сойдёт», — такова логика некоторых россиянок. Второе популярное обвинение: «Российские феминистки — это колониалистки».
Проблема в том, что даже проукраински настроенные феминистки порой опасаются открытых высказываний: уголовное дело могут сфабриковать даже за перепост, и трудно предсказать, кого власти завтра используют в качестве пугала. (Например, несколько лет назад музыкант Савва Терентьев был привлечён к уголовной ответственности за оскорбления в ЖЖ, а десятки блогеров меж тем размещали хейт-спичи на ту же тему, и никто на них не доносил.) Поэтому слышно в русскоязычном интернете, в основном, феминисток, одобряющих крымскую экспансию.
Эти люди делятся на два лагеря. Представительницы условного «либерально-феминистского» демонстрируют откровенно колониальное мышление, как бы не понимая, «а что такого». Год назад Марина Савченко цитировала Марию Арбатову, не стеснявшуюся употреблять выражения «майдауны», «майданутые», «хохлы», «укропы»:
«”Майданутые мерзавцы”, на ее (Арбатовой) взгляд хуже Януковича, а “Беркут”, раздевающий людей на морозе, никакой не фашист, и вообще, в своем праве, поскольку: “Вопрос, что приятней и безопасней для здоровья — получить в лицо коктейль Молотова или поработать стриптизером?”
Притом, что ей абсолютно точно, не известно достоверно, бросал ли раздетый и избитый мужчина коктейли молотова, или хоть что-нибудь вообще… Зато всем желающим видно из представленных материалов, что вооруженные представители органов правопорядка раздели и избили гражданина, унизили его, фотографировались с ним… И все это без всякого опасения, что ведь отвечать придется. И ведь это не первый человек с которым они так поступили, и не второй. В сети достаточно фото и видеоматериалов, из которых можно понять, что “Беркут”жестоко издевался над случайными людьми, не имеющими отношения к протесту.
<...> Хотя самая для меня захватывающая и крышесносящая фраза из свежей Арбатовой вообще даже не про стриптизеров.
…оказывается, украинцы, чтобы узнать, что у них в стране происходит, пишут письма в Москву” 1.
Достаточно вспомнить автобиографию Арбатовой «Мне сорок лет», где авторка называет Украину Малороссией, коренных жителей — хохлами, а себя представляет в роли барыни — обладательницы поместья, сиречь дачи под Черкассами, чтобы всё встало на свои места. Ложно понятая элитарность вкупе с пережитками советского колониализма сделали своё дело. «Я не вижу в имперских замашках ничего плохого», — говорит Арбатова в интервью изданию «Правда Украины» (2010).
Арбатова — не единственная либералка, рассуждающая подобным образом. Самое страшное, что некоторые феминистки воспринимают украинофобскую позицию как индульгенцию, частично оправдывающую неудобные воззрения. Неприятно признавать, что у меня когда-то было похожее оправдание: «Феминисток мужская пропаганда рисует истеричками, я с детства брала пример с мальчиков и плачу раз в год-два, а то и реже. Могу смело называть себя феминисткой — ко мне будет труднее придраться». Со временем понимаешь: сексисты называют истеричными абсолютно всех не согласных с ними женщин, вне зависимости от того, прозвучал протест гиперэмоционально или сдержанно. Точно так же они оскорбляют феминисток независимо от того, выступают они за перемирие с Украиной или нет. Если бы отношение феминисток к украинскому вопросу являлось гарантией господдержки феминизма, то депутат Фёдоров и церковники, пробивающие запрет абортов, давно исчезли бы с горизонта.
Другой лагерь «антиукраинского феминизма» — это ранее упомянутые приверженки «второй волны». Недавно я решила проверить, какое влияние оказали их идеи на низовых активисток и подписчиц феминистских пабликов, поинтересовавшись: «Иногда приходится сталкиваться с таким мнением: “Майдан — это борьба мужчин за свои мужские интересы, и женщинам нет смысла в ней участвовать”. Эта формулировка не нравится многим украинским феминисткам, поскольку проблема захвата Украины российскими властями — внегендерная, и страдают от неё люди обоего пола.
Как вы считаете, правы те феминистки, что отрицают значимость украинской антиколониальной борьбы для женщин с феминистским мировоззрением, или те, кто полагает, что для женщин важна не только женская/феминистская идентичность, но и национальная (не в рамках примитивно понятого национализма, а как стремление бороться за свою территорию и возможность нормальной жизни в своей стране)?»
Постараемся строго не судить старшеклассниц из относительно благополучных регионов, пишущих в ответ на это: «Пойду посмеюсь». Четырнадцати-пятнадцатилетней девушке с определённым типом психики палец покажи, и она умрёт со смеху. Вот когда подобное пишет взрослая женщина, налицо серьёзные ментальные проблемы или провокация. Итак, одни совершеннолетние участницы сообщили, что курс на сближение Украины с Европой им нравится гораздо больше, чем курс на сближение с Россией, и одна из причин этого — отношение европейцев к женщинам. Другие согласились с высказыванием модераторки одного из радфем-сообществ:
«Множество непродуктивных словесных баталий произрастают из того простого факта, что определение феминизма дано со всей солью женской социализации. Борьба за равные права. Женщины не могут бороться только за свои права, ведь это противоречит установкам женской социализации. Мы можем лишь бороться за что-то большее, частью чего мы как бы являемся. Единственный способ продвинуть себя — примазаться к какому-то движению, чьи цели слегка совпадают с нашими, и продвигая его, надеяться получить и себе кусочек. Отсюда растут всевозможные трансо-феминизмы, феминизмы угнетенных, феминизмы веганов…»
«В Украине, — говорит другая подписчица, — сексистского быдла не меньше, чем в России. Именно в этом плане все мужичье — “братья”. Одинаково ненавидят женщин».
Далее в паблике появляются украинские юноши, упоминают амазонок Майдана, оскорбляют россиянок, и тред предсказуемо скатывается в базарную перебранку.
Итак, радфем постулирует типичное оправдание феномена, который можно обозначить как «колониальное соглашательство»:
«Национализм любого рода разобщает женщин, деля их на “своих” и “чужих”.
Феминизм объединяет женщин всех национальностей. Майдан, помимо всего прочего, запомнился плакатом с надписью: “Девушки, уберите, пожалуйста, мусор”».
А теперь вспомним: многие украинские феминистки согласны выполнять исключительно роль уборщицы и резчицы бутербродов? Считают ли они, что мыть туалеты на Майдане и разносить еду под пулями — это женские пустяки, а не грязная опасная работа? Почему в сознании некоторых радфем антиколониальная борьба ассоциируется с принятием женской гендерной роли как унизительной и второстепенной, а сведение феминистского эмпауэрмента к пропаганде трансфобии в интернете — нет? Встречаются в блогосфере и абсурдные формулировки вроде: «Лжефеминистки поддерживают буржуазный либерализм Майдана», — по странному стечению обстоятельств принадлежащие авторкам, не замеченным в реальном активизме, если не считать таковым ссоры с другими феминистками (пресловутое «я тебе не сестра, пошла вон» в адрес 99% женщин).
Если снаряд попал в дом, где живут мужчины и женщины, страдают люди обоего пола, и бороться с последствиями военной агрессии приходится совместно, а не по гендерному признаку. Как, по мнению радфем, должна вести себя на оккупированной территории идеальная украинская феминистка — отказываться от мужской помощи наотрез? Стравливать российских и украинских мужчин, радуясь, что самцы уничтожают друг друга?
Нежелание участвовать в «мужских замутах» — великолепное оправдание безделья. Можно не ходить на митинги, не делать карьеру в мужской сфере, не ломать стереотипы — вдруг это пойдёт на пользу мужчинам, как пошла на пользу контрацепция. Это ничего, что имперский колониализм насквозь мизогиничен, как почти любая вертикальная структура, и расшатывать его — равно помогать своей [угнетённой] группе.
Российская феминистка антиколониальных взглядов иногда может ощущать себя как мужчина-профеминист. Самое разумное, что можно сделать — поменьше бегать по тредам, рассказывая, что «не все российские феминистки…”(хотя трудно бывает удержаться иной раз). Это напоминает известное ‘not all men’. На той стороне помнят, что не все. У ситуации есть единственный плюс: женщина осознаёт, что если она, гражданка государства-агрессора, способна отрефлексировать свои привилегии по отношению к жителям оккупированной территории, то и белый гетеросексуальный мужчина может включить эмпатию, а значит, всё не так плохо. Ты сейчас почти как он, сестра. Да, некоторые тебе не верят. У них есть на это право.
Елена Георгиевская