Однaжды рано утром, только проснувшись, я начала читать сценарий. Он был очень неплох: продуманный, политизированный. Героиня, чьи реплики я читала, – издательница, которой далеко за тридцать. Софи – давайте назовем ее так – описали следующим образом: “В кадре появляется Софи. Она приближается к нам. Для такой сильной женщины она удивительно привлекательна”.
По дому разнеслись звоном разнообразные предупреждающие сигналы. Предупреждающие не только об “обычном сексизме”. Интересно, насколько это интернализировано, если мне нужно уединиться, убежать от телевизора, музыки и бесконечного потока изображений, который, как бы я ни противилась, все равно каким-то образом проникает на экран моего компьютера?
Я приготовила завтрак, параллельно, не без помощи лести, уговорив детей закончить домашнюю работу, чтобы мы смогли выйти в школу. Пока я вытаскивала свой велосипед на бордюр, парень прокричал мне: “Милф!” 1 Мои сыновья решили, что он просто выражал восхищение по поводу персонажа, которого я играла. Мне правда редко говорят подобное, да и кому какая разница? Но стоящая неподалеку женщина слегка поддела меня локтем и заговорчески улыбнулась: “Довольно лестно, да? Ведь правда не ожидаешь такого после того, как вспотеешь после езды на велике!” Еще один пример интернализированного сексизма, не находите? Я не знаю почему, но подобное воспринимается как норма.
Возле школьных ворот у меня произошел короткий разговор с женщиной, работающей в медиа. У нее несколько дочерей и сын. Она решила быть неработающей матерью, и она действительно замечательная мать. Мы обсуждали коллизии и перипетии, ожидающие наших сыновей в школе и университете, и я мимолетом сочувствующе заметила, что мне жаль, что ее дочерям придется пройти тот же путь. На что она ответила: “Ну, это не важно для девочек – это мальчикам важно и нужно получить хорошее образование”.
По дороге домой я зашла в газетный магазин. Пока я искала нужный журнал, я была, как обычно, окружена тысячами журнальных картинок, к которым уже привыкла за все время. Стоящий передо мной покупатель держал в руках открытый номер Sun – и в поле моего периферийного зрения случайно попала пара красивых грудей. Мне от этого не было особенно неприятно, но возникло ощущение, словно я нарушаю приватность изображенной девушки. Поэтому я быстро перевела взгляд на газету другого покупателя. Газета была открыта на какой-то статье про бизнес. И на странице про бизнес и облигации было фото девушки в бикини! Даже не девушки Бонда. 2
Я приготовила деньги. Я еще хотела взять для сына “Киндер-сюрприз”, обычно лежающий на кассе. Новый дизайн коробки со сладостями предлагал мне альтернативу: или голубой, или розовый. Даже шоколад перешел в ряды большинства и пытается передать то же самое послание.
Ни один пол не должен быть изображен преимущественно в одной манере. В сексуальных изображениях самих по себе нет ничего обидного, но в фокусе всех этих изображений – женщины, а не мужчины. Пассивно изображенные женщины – это то, что стало огромной частью нашей жизни, о которой мы так редко задумываемся.
Тогда я начала задумываться о возможности какого-то приложения для гендерного равенства.
После смерти моего мужа[в 2008 году] несколько наших хороших друзей-мужчин напутствовали моего восьмилетнего сына: “Присматривай за своей мамой, теперь ты мужчина в доме”. Это была одна из самых странных вещей, которые и я, и сын слышали за всю свою жизнь. Разумеется, они всего лишь хотели быть милыми и поддержать нас, но это только показывает, насколько глубоко сексизм пронизывает наше сознание. Наверное, восьмилетний мальчик представлялся им более способным поддержанивать в доме порядок, нежели его мать, которая всю свою жизнь работала и помогала семью финансово, параллельно следя за всей домашей инфраструктурой.
Это системная проблема. Корни ее лежат в том возрасте, когда маленьким девочкам рассказывают, что они, неспособные к независимости, должны быть спасены рыцарями. На детских площадках и праздниках я часто слышу что-то наподобие: “Вау! Посмотри, да она просто супермодель!” – или: “О, это же папочкина принцесса!” – или: “Зачем тебе учить еще один язык, если ты так выглядишь?” Или еще более распотраненное: “Ох, тебе придется закрыть ее дома, когда она станет подростком!” Я почти не слышу ничего в духе: “Ухты, да у тебя прямо Джоан Роулинг растет!”
Этим повседневным сексизмом пронизаны наши разговоры. Аналогично, порнификация женских изображений настолько укрепилась в медиа и даже стала вхожа в наши дома, что стало сложно найти уголок, где она отсутствует. Она – часть бизнеса, телевидения, компьютерных игр. Мой сводный брат (он пишет обзоры для видеоигр) как-то советовал мне по моей просьбе видеоигру, женские персонажи которой не укладываются в образ “девы в беде”. “Мой любимый женский игровой персонаж, который был символом равенства в сфере видеоигр, – это Самус. Но только до последней игры. Которую многие ненавидят как раз за то, что в ней персонажку показали очень по-сексистски. – сказал он. – По-моему, видеоигра, где женских персонажей объективировали просто донельзя – это Soul Calibur. В ней у персонажек груди больше, чем головы”.
Даже детская одежда и игры не избежали маркировки. Компании “Маталан” и “Примарк” были вынуждены снять с продаж лифчики и купальники, визуально увеличивающие грудь, которые продавали семилетним девочкам. “Теско” пытались продать набор для танца на пилоне “Пикабу” (в комплекте с DVD “Сексуальные движения”) со слоганом “Выпусти свою внутреннюю сексуальную кошечку!”. Даже старый добрый “Лего” перестао быть гендерно нейтральным, тоже не избежав влияния маркетинговых тенденций.
Разумеется, поп-культура – пример для подражания. Мы все хотим быть как люди из телевизора, и мы за это в ответе.
Я вспоминаю поздние 70-е – ранние 80-е, когда моя мама работала рок-журналисткой. Везде по дому были распорошены фотографии женщин, у которых она брала интервью: Крисси Хайнд, Элисон Мойе, Энни Леннокс, Дебби Харри, Шинейд О’Коннор, Джоан Арматрейдинг. Я уверена, что их сексуальную привлекательность тоже продавали, но она шла в комплекте с их прекрасными голосами и песнями. У них были чудесные голоса. Кажется, когда-то содержимому, хоть и упакованному по всем правилам мейнстримного маркетинга, тоже уделяли внимание.
По-моему, подобные изображения и объективация женщин – не неизбежность. Мы все еще можем засунуть этого злого джина назад в бутылку, в куклу Барби или другое пекло, из которого явился этот порно-конструкт. И взорвать бутылку, если понадобится.
Вот уже больше полувека, как мы изобрели микрочип, – с тех пор мы научились собирать мощные компъютеры, заставили их помещаться к нам в карман, секвенировали человеческий геном, вывели с помощью биоинжерении новые биологические виды, напечатали на 3D-принтере почки. И все это – вместе с нашей новой подругой Сири.
Мы радушно приняли новые изменения, быстро адаптировавшись к ним. Ведь в большинстве случаев эти новые “приложения” несут нам свободу. Фантастика!
Я думала о тех мечтах о гендерном равенстве, которые взорвали мир где-то в тоже время, когда и был задуман интернет. Никто не выступал за одинаковость. Мы просто хотели немного равенства. Если мы можем секвенировать геном, то, конечно же, мы можем обновить и наши гендерные роли. Мы можем создать пространство, где достигается равенство, потому что (как и с вопросом развития технологий) от этого выигрываем мы все. Медиа уже давно не занимаются только тем, что передают информацию – они являются самым большим источником информации. Они воспитывают нас. Я даже скажу больше: они формируют наше сознание. Это самый мощный ресурс общества, и его главное занятие сегодня состоит в том, чтобы сексуализировать молодых женщин, выпячивая эту особенность снова и снова, постоянно забывая о других характеристиках. Посудите сами: ведь американские тинейджеры проводят в среднем около 10 часов и 45 минут в день, потребляя разнообразные медиа.
Я думаю, то, что один из десяти сайтов является порнографическим, не помогает нам видеть в женщине что-то большее, нежели просто тело. Как сказала Мэри Уилсон, которая давно отстаивает растущее женское представительство в американском правительстве и бизнесе: “Ты не можешь быть тем, что ты не видишь”.
Конечно, я оптимистка, и потому заостряю внимание на том прогрессе, которого мы уже достигли. Это настоящая фантастика, что сегодня среди изучающих журналистику больше женщин, чем мужчин. Кажется, большинство даже добивается успехов в науке, хотя женщины все еще занимают только 3% руководящих должностей.
Женщин, которые изучают медицину, сегодня также больше, чем мужчин. Они получили уверенность в том, что могут выполнять некотороые вещи не хуже мужчин в тех сферах, где раньше боялись это делать. Женщины играют в профессиональный футбол и крикет. Я хорошо помню, как безнадежно искала других женщин, когда была с отцом на стадионе Олд Траффорд. Сегодня же стадионы заполнены ими.
Но мой сын до сих пор недоуменно спрашивает меня: “А зачем существует “Женский час” 3, женский фестиваль кино и особенные страницы для женщин в газетах? Почему все так, как-будто женщины являются каким-то меньшинством, когда ты, мама, прекрасно знаешь, что по статистике женщин больше, чем половина населения планеты?”
“Я не знаю” – вот мой ответ. Но мой аргументзаключается в том, что гендерные роли, воспроизведение которых ожидается от женщин, – слишком ограничивают. Если мы не будем подрывать их, то растеряем весь свой потенциал.
Возможно, стоит “взломать” свое домашнее пространство (не важно, будет ли оно пространством одинокого человека, пары или семьи)? Можем ли мы отвергнуть эти существовавшие долгое время представления и допущения, этот крысиный лабиринт домашних привычек?
Мы уже изменили так много сфер нашей жизни: то, как мы встречаемся, рожаем детей того или иного цвета и воспитываем их в однополых браках, если нам так хочется. Мы привыкли к новым способам вырастить человека, к беременности, суррогатному материнству, продаже яйцеклеток – но все еще не преодолели гендерные ожидания и объективацию: китайское бинтование ног и корсеты просто заменили на ваджазлинг и бразильский стиль интимной прически.
Зачем сдерживать половину нашего потенциала, если настоящим заложником этого становится общество?
Почему не дОлжно уважать мужчин за проведенное дома с ребенком время? Почему забота о детях не считается достижением, если достижение – мерило успеха и счастья? Можно мы это переиначим? Я знаю нескольких отцов, которые проводят с ребенком бОльшую часть времени – и они замечательные отцы! Так почему же по отношению к ним исходит так много мизандрии, почему мы смущаемся при виде одинокого папаши у школьных ворот? Или наоборот, когда отец закатывает вечеринку на день рожденья своего чада, он – чудо нашего общества, достойное первых полос в газетах.
Сколько разной работы теперь можно делать дома. Разве не это цель технической революции? Освободить всех нас. Так же, как Джейми Оливер сделал готовку новым рок-н-роллом, почему бы ему и Хью Фернли-Витингстэлу, или им обоим, не превратить сферу домашнего хозяйства во что-то рок-н-ролльное для всех нас?
Почему нет мужчин, продающих стиральный порошок? Я так устала от продающих его женщин. Я хочу, чтоб они поменялись местами.
Я не понимаю, почему этим сферам не хватает новизны. Если б я была журналисткой, я бы спрашивала у каждого мужчины, у которого бы брала интервью, не переживает ли он из-за потери волос или своего веса; как ему удается балансировать между домом и работой; что его беспокоит. И я бы пропускала вопросы о том, что он, собственно, сделал. И наоборот, я бы спрашивала у интервьюируемых женщин про их планы, любимую музыку, о том, что их вдохновляет и что на них повлияло. Да, я понимаю, что меня за такое довольно скоро бы уволили. Но я бы упорно не вспоминала про их внешность. Пока обстановка не изменилась бы, по крайней мере, самую малость.
Это подсознательное чувство, что женщины – объекты, тогда как мужчины – субъекты, существует до сих пор. Мы привыкли к обнаженным женщинам, которых видим на экране. Так почему же нет обнаженных мужчин – чтоб уравнять ситуацию? Неужели лишь один пол можно пожирать глазами? Я уверена, что есть много мужчин и женщин, которые бы одобрили подобные изменения.
Помните “песню про грудь”, которую на вручении Оскара исполнил Сет Макфарлейн 4? Майкл Фассбeндер снялся голым в “Стыде” (за год до этого) – и это не вызвало никакого резонанса. Как и Джон Малкович или Харви Кейтель годами ранее. В 1949 году Симона де Бовуар писала: “Мужчину определяют как человеческое существо, женщину – как существо женского пола”. Это наблюдение должно было бы устареть сегодня.
Мне хочется поделится цитатой из антрополога Маргарет Мид, которая в 1935 году написала: “Если мы хотим прийти к более богатой культуре, богатой в смысле противоположных ценностей, мы должны признать полную гамму человеческих потенциалов и исходя из этого ткать менее произвольную социальную ткань, такую, в которой каждый человеческий дар, несмотря на все их разнообразие, найдет подходящее место”.
Возможно, однажды я снова проснусь ранним утром и сяду читать сценарий, в котором будет такая фраза: “В комнату вошла женщина, которая знает свои цели и идет к ним. Присутствующие обернулись, чтобы послушать, о чем она говорит”.
Перевод: Дафна Рачок
The Guardian